10 am, this day.
Я едва открываю глаза, а меня уже чем-то с размаху бьют по голове. Бьют чем-то мягким. «Наверное, это подушка», - заключаю я, но не открываю глаза. Даже мысли даются с утра как-то сложно и звучат в голове сонным, тяжёлым голосом.
-Вста-вай, вста-вай, вста-вай! – нараспев выкрикивает Фиби, - Барт, ленивая задница, подъём! Да вставай же ты! Значит так, я считаю до трёх, и если ты не встанешь, то я сама съем твой завтрак!
-Отстань – невнятно бормочу я и запускаю собственной подушкой в сестру, но промахиваюсь потому, что с меткостью у меня и так паршиво, а здесь я ещё и понятия не имею, куда её кидаю. Фиби каждое утро будит меня такими байками, о завтраке. Я-то уже давно не ребёнок и прекрасно знаю, что завтрак если и действительно ждёт, то сестра бы не пришла, не позавтракав, а ест она чуть больше котёнка, что поразительно, разумеется, но факт, то есть мою порцию она бы просто не осилила физически. Не знаю, почему у Фиб с этим проблемы, в смысле, почему она объедается до отвала с такой скоростью, но, сколько мы не таскали её по врачам, ничего путного нам не говорил ещё никто, поэтому вся чета Райсов решила забить на это дело и, я считаю, правильно. Если она не больна, значит она в порядке. Но Фиби не могла просто добить меня своим чудо-оружием и уйти стучать по клавишам в свою комнату дальше, она была противнейшей из девчонок, хотя бы потому, что приходилась мне родной младшей – ключевое здесь слово – сестрой, или хотя бы потому, что сейчас было десять часов утра, Джорджия и мать уже были на работе/в университете, завтрак покрылся ледяной коркой, все сообщения оказались проверены, и теперь младшая просто не знала, чем бы ей заняться. К сожалению, хотя я давно подумывал над этим, замка в моей спальне нет, поэтому ни тебе взрослые журналы спокойно почитать, ни поспать до обеда. У Фиби давно появилась эта дурацкая привычка – вбегать ко мне в комнату, непосредственно пристраиваться к кровати, и творить какой-нибудь миниатюрный беспредел. Ей всегда нравилось утверждение о том, что гений господствует над хаосом, но я понятия не имел, почему для подтверждения своих собственных принципов ей была нужна именно моя комната и именно я. Ни Джорджи, ни мать, ни отец пока он был жив, ни Томас – только я. И только моя кровать. Стоило усесться с документацией, разложив листы на покрывале, тут же прибегала Фиби с голыми ногами и принималась скакать по моей кровати, как ошалелая, стоило мне прилечь, и она снова прибегала, будто бы у меня в комнате стоял специальный прибор, передающий сигналы в её мозг, звенящий там колокольчиком, кричащим «сюда-сюда, объект на месте!», каждый раз, стоило мне оказаться в собственной комнате. Ни минуты покоя. Безумный раздражитель, конечно же, но поживите вы столько с двумя сестрами, сколько с ними живу я – человек ко многому научился приспосабливаться. Через минут пять сестре надоедает колотить меня подушкой не получая на это ни ответа, ни реакции, поэтому она издает вымученный стон и плюхается рядом со мной, под её мизерным весом кровать практически не сгибается, но меня тут же обдаёт волна жутко сладких запахов, будто бы диснеевскую принцессу через соковыжималку пропустили. Я почти победил наше крошечное утреннее сражение, но проблема заключалась в том, что Фиби всё же была моей сестрой, а значит также как и я, моя мать и Джордж – она просто не умела сдаваться, можно сказать, не представляла как это делается, поэтому уже через секунду я услышал расстроенное:
-Ну, Баааарт! Ну, вставай!
Её надломленный тон, смесь мольбы и нытья на меня уже давно не оказывают никакого влияния, поэтому я просто продолжаю лежать, повернутый в сторону окна, не открывая глаз. Понимая, что её уловка не сработала, Фиби тяжело вздыхает, снова вскакивает на ноги и со всей своей силы толкает меня в бок. Долю секунды я качаюсь, как желе, по которому клацнули вилкой.
-Ну, мне же скучно! – она чуть ли не кричит, потрясающая бы из тебя вышла актриса, Фиби, честное слово, вот только я на всё это ни за что не куплюсь. Тебе уже шестнадцать, иди – займись делом каким-нибудь уже. Она ещё разок, на всякий случай, толкает меня и бьёт подушкой, на этот раз озлобленно, а не играя, и уходит, так громко захлопнув мою дверь, что ещё мгновение, как мне кажется, и чердак рухнет мне на голову, но шаги за дверью стихают и комната вновь заполняется умиротворенным спокойствием сонной дымки. Я сладко зеваю, подбираю с пола какую-то подушку и засыпаю второй раз.
Ещё до того как я просыпаюсь, будильник оказывается у меня в руках, и я открываю глаза в тот же миг, когда часы летят в стену, издают прощальный вопль и разбиваются вдребезги.
-Балда, опять разбил будильник! – нараспев вопит Фиби откуда-то из-за двери, у меня всегда из-за таких вот её выходок создавалось дурацкое впечатление, словно сестра сидит под моей дверью сутки напролёт, - Это уже третий за эту неделю! – Фиби почти что ликует, улюлюкает и хихикает, как полоумная. Я предпочитаю её утреннее каждодневное помешательство проигнорировать, и просто плетусь в ванную. Слава всевышнему в коридоре я не натыкаюсь на сестру и мне не приходиться препираться с ней ещё минут семь, прежде чем вымыться и одеться, как следует. Только в ванной я замечаю, что всё это время проспал в джинсах, наверное, забыл нормально раздеться после ночной вылазки с Джордж, ну да ладно. Через пять минут я оказываюсь чист, ещё через пару одет. На кухонном столе меня встречают подгорелые блинчики – одно из редких произведений моей мамаши, никогда не умевшей готовить – остывший до безобразия чай, банка nutella (Фиби поглащает её в таких количествах, что я даже не удивлён тому, что она мало ест. И я уже не помню того дня, когда дома у нас не было этой дряни), хлеб, нож, пара йогуртов и даже колбасный огрызок – по-другому назвать это у меня даже язык не поворачивается. В общем, пока кипит чайник по новой, мне есть, где развернуться. Я расправляюсь с уже шестым бутербродом, не без удовольствия отмечая крайнюю занятость (знак равенство с отсутствием) Фиби, когда у меня звонит телефон. Прожевать я не успеваю, поэтому получается что-то странное, вроде:
-Алво? Фто гофорит?
-Бартоломео Джон Райс, тупая башка, научись прожевывать, а затем отвечать и, когда звонит мобильный, там, знаешь ли, есть такая штука – пишут имя тебе звонящего, идиот несчастный!
-Аааа, - к этому времени бутерброд уже отправляется в своё законное «бутешествие» за сколько-то там часов по желудку, - И тебе доброе утро, Джордж, как спалось? – пару минут я созерцаю смачные ругательства сестры, но затем Джорджия берёт себя в руки и со всей положенной ей серьёзностью заканчивает:
-Чтоб тебя, Барт.
-И этими же губами ты маму целуешь!
-Заткнись, я серьёзно, ты должен сегодня меня подменить.
-Смеёшься, Джордж? По-твоему я сильно похож на тебя? В смысле, настолько сильно?
Я прямо чувствую, как она закатывает глаза – её фирменный жест во время почти всех наших разговоров.
-Да, точно, я и забыла, с кем говорю, мистер «я не знаю, что значит серьёзно». Короче, Барт, мне нужно, чтобы ты сходил на прием к Старку. – Мои брови непроизвольно ползут вверх, и я чуть не давлюсь чаем, если уж Джорджия просит пойти меня к этому напыщенному индюку на их чисто светскую тусовку, значит пришла пора усомниться в её адекватности.
-Серьёзно?
-Да. И хватит валять дурака, займись делом, и не пытайся даже отмазываться со своим книжным, я знаю, что сегодня у тебя выходной, и ты совершенно свободен. Мама пристроила меня на работу своей помощницей, то есть это что-то вроде младшего журналиста – на деле типичный репортёр – тебе не нужно будет ничего делать, всего-то явиться вечером в пиджаке к Старку, постоять там часок, отметившись в списке приглашенных и всё! Да, в листке просто написано «Райс», поэтому объяснять, почему ты вдруг стал Джорджией, не придётся тоже. У меня на вечер запланирована важная встреча, Барт, пожалуйста.
-Ты не в курсе, что, как раз-таки вечер у меня расписан поминутно на «отрывание голов», «закалывание ножами» и прочие маленькие прелести? – Я устало вздохнул, понимая, что бороться с Джордж – не то же самое, что с Фиби – в случае с моей старшей сестрой это совершенно бесполезно. – И я должен пойти к Старку на вечеринку века, потому что у тебя свидание, а наша мать полоумная?
-Просто сходи туда, дурачок. – Обрыв связи, ну, кто бы сомневался, что меня вообще будут спрашивать, согласен ли я. Все просьбы Джордж это приказы. Ты должен принять и смириться, и сделать – и нет больше у тебя, смертного, права выбора. Я хмыкнул, допил чай, и поплёлся наверх, надеясь откопать что-то хоть отдалённо похожее на костюм.
10 pm, this day.
-Сэр, вы есть в списке? – Секьюрити недоверчиво сканирует меня взглядом, оценивая мой вид, как удовлетворительный, но далекий от идеального, голос его, натренированный и безэмоциональный, хотя местами мне удаётся вылавливать нотки раздражения или усталости.
-Конечно! – весело отзываюсь я и улыбаюсь, как можно шире. Здоровяк мгновенно меняется в лице, моё бурное веселье так ошарашивает его, что он даже делает шаг назад, будто бы у меня на лбу наклеено что-то вроде «переносчик СПИДа через тактильный контакт». – Мистер Райс, сэр.
-Проходите… - мямлит здоровяк, в следующую секунду напуская на себя ещё более устрашающий вид и рявкает, чуть ли не мне в ухо, - Следующий!
Жуть какая. Всю жизнь ненавидел и сторонился этих раскрученных вечеринок, где по дресс-коду мужчинам следует приходить исключительно в костюмах, а дамам исключительно в платьях. Дикость. Как по мне – дайте людям ходить, в чем им захочется и они вас полюбят, а не впихивайте всех в одинаково дурацкие мешки. Что бы я там не говорил, и как бы не возражал против официозных, пафосных дам и господ, снующих кругом, надо признать, нет ничего прекраснее женщины в платье. Ну, разве что женщина без платья, но что-то меня уже понесло куда-то не в ту степь. Всех нас собрали и выпихнули прямиком наверх – на открытую веранду, больше похожу на средних размеров смотровую площадку, низкую правда площадку, с неё видны разве что крыши соседних домов и прекрасный бассейн внизу, но масштаб гуляний поистине впечатляющий, кажется этот самый Старк, знает, как сделать красивую картинку из жизни, что неплохо, однако большей симпатией я к нему проникаться не собираюсь. Моё дело: делать вид, что я мелких репортёришка – стервятник, которого безумно интересуют всякие грязные делишки местных обитателей, при этом держаться я должен легко и радостно. Собственно, не удивительно, что Джордж попросила прийти к Старку меня, она ненавидит подобные вещи и, несмотря на то, что она учится на политика, общение с людьми –не её конек. Сестра против контактов, болтовни ни о чём и улыбок впустую. Джордж тщательно хранит все свои эмоции за семью замками, зато она никогда не лжёт. Если она улыбается, значит она улыбается, и нет никаких косых, кривых, параллелипипедных ветвей её мышления. Именно за это я люблю свою сестру больше всего – за прямоту, её гораздо легче понять, чем подавляющее большинство женщин. Я допиваю первый бокал шампанского, со скучающим видом замечая даму уже в третьем платье безупречного кремового оттенка – скукота смертная, ещё бы скрипач заиграл свою версию марша Шопена, было бы вообще классно – и разворачиваюсь, собираясь отойти поближе к краю веранды, дабы лицезреть блики, отбрасываемые окнами кухни на бассейн, однако натыкаюсь на кого-то очень, видимо, неуклюжего, не сумевшего разминуться со мной на такой-то площадке. Я смотрю на объект и широко ухмыляюсь. Ну, да, кто бы сомневался.
- Райс, - ехидная усмешка, почти та же, что и на моём лице. Я снова вижу своё отражение в аквамариновом переплетении сапфировых нитей. Я не фанат окраски волос, но глядя ещё раз на её попытку сделать реверанс и снова проваливаясь в безупречную синеву глаз, окаймлённых бархатными ресницами, я думаю о том, что не сумел бы представить её себе с любым другим цветом волос. Более того, этот нелепый, кричащий розовый настолько подходит ей, что я прямо представляю, будто бы радиоведущая родилась с розовыми волосёнками. Затем я замечаю руку на её бедре. Мужик, стоящий рядом с ней, ей совершенно не подходит, потому что она сочетает в себе страсть и особенную поэзию, как скрипка или цунами, а этот урод сочетает в себе ублюдоческую сущность и умение распускать лапы, ну, знаете, как урод. Я кидаю на него испепеляющий взгляд и рука, кто бы мог подумать, волшебным образом испаряется с бёдер моей знакомой, перемещаясь выше, на талию, и чуть ли не накидываясь ей на плечи, только бы дальше от прежнего местоположения. Я расплываюсь в удовлетворённой полуулыбке.
-Бэйли, - киваю ей я, делая что-то вроде поклона, хотя выходит, наверняка, больше похоже на официанта, уронившего мелочь. – Какими судьбами? Решила выгулять новый прикид и дружка? – Слово «дружок» я специально произношу так, чтобы звучало это, как собачья кличка, на большее ему не придется рассчитывать, раз уж он пристраивает свои грязные лапы на прекрасном задике Ист. Я понимаю, что просто так она, по своей воле, не могла бы тут оказаться, следовательно, скорее всего, девушка оказалась в том же положении, что и я, а узнать это было бы занятно. Ну, а насчёт прикида, тут, он действительно выделяется ярче прочих. Разумеется, Бэйли не волновало мнение других, думаю, оно перестало волновать её где-то после этапа «научилась говорить», если не раньше, поэтому девушка пришла на встречу светских обитателей саванн в платье выше колен, больше смахивающем на комбинезон, красивой цветочной расцветки. Хоть что-то радует, игра продолжается, и не я один умираю со скуки на этой чудо вечеринке. Скрипач пилит инструмент «кавером» на какую-то известную песню, но я не помню ни слов, не названия, хотя почему-то мне кажется, что поганец сделал это нарочно к случаю.